Дивногорье. Очерк №1 "Монахи".

Дивногорье. Очерк №1

Напутствие Вы вольны воспринимать этот рассказ как заметку очевидца или художественное произведение, не имеющее никакого отношения к действительности. Можете почерпнуть каких-то знаний или просто пробежать по сюжету. Согласиться с моим взглядом на мир или возмутится ему. Важно, чтобы не стереотипы или серый, унылый скепсис определяли этот выбор.

События, описанные здесь, происходили в момент спада большой волны духовного поиска в стране. Второй такой может и не быть. Я сужу не по нашествию гаджетов или проседанию образования. Это косвенные признаки, имеющие большее отношение к общественным играм. Все гораздо хуже — сакральные места России начали снова ветшать. Как будто великан проснулся было, продрал глаза, а потом, перевернувшись на другой бок, опять захрапел.

 

Приезд 

Электричка тронулась, все быстрей набирая скорость. Через минуту вдаль уплывал последний вагон, мигнув на прощанье теплым светом. Я вздохнул полной грудью влажный воздух, уже пахнущий осенней прелью. На пустом перроне гудел ветер, шелестя обрывками бумаги и приглаживая пожелтевшие кусты. Рюкзак я поставил у бортика, закурил, улыбаясь нахлынувшим воспоминаниям. Окинул взглядом здорово изменившееся место, затушив о бортик, бросил сигарету в урну, и пошел по усыпанной недолговечным лиственным золотом тропинке. Пошел в надежде разгадать занимавшую мой ум с позапрошлого года тайну.

Монастырь подновили, меня встретили распахнутые настежь черные узорчатые ворота. Новые корпуса, забор белого кирпича. Горки и штабеля стройматериалов. Дорожку у ворот мели трудники, у гостиного крыла толпились богомолки из соседних сел и не по сезону залетевшие паломники. Сегодня праздник. Я вошел на территорию, но не пошел сразу в храм. Скинув рюкзак, сел на лавочку и, задрав голову, стал рассматривать небо.

Небо над Дивами не по осени чистое, наполненное эмальной синевой. Такая встречается на иконах старинного письма. Редкие облака — как случайные вкрапления дымчатой кисеи. Сказочная красота, завораживающая. Хороший знак, тем более что встречный ветер дул с юга.

Попав в сильное место, не стоит спешить с делами. Надо дать время настроиться телу и уму. Для этого достаточно войти во внутреннее безмолвие, затопив его внешними сигналами — звуками, запахами, ощущениями и картиной неба.
Служба закончилась и паломники, выходящие из храма, заполняли дворик. Знакомые послушники, кочующие по монастырям бомжи,… стоп! Укутанный в меховую телогрейку, с четками в крепкой руке, рано поседевший, но всегда озаренный внутренней улыбкой Дионисий. Это судьба. Я поспешно вскочил и подошел к нему к нему.

Скрытое православие

— Здравствуй, отче.
— И ты здрав будь.

Иеромонах обнял меня и расцеловал троекратно. Я приложился к руке и почувствовал себя удивительно легко. Худой, долговязый послушник ударил в малый колокол. Трапеза.

Стоит немного рассказать об одной из сторон православия. Не того, лубочного, или, наоборот, отдающего желтизной. Не воскресного с наигранным энтузиазмом, зевками, глазением по сторонам, размягченными в руках свечами и редкими брошюрками. Не книжного. Не сыто-задерганного, знакомого белому духовенству. И даже не того, сурово-смирного и совершенно неведомого в миру, о котором может рассказать бывалый инок.
Существует и другая сторона. Потаенная. Растекшаяся вместе с бесчисленными текстами Предания и апокрифов, судачаньем паломниц и странными маршрутами огненоглазых бродяг. Существующая вопреки всему и проникающая во все.
Сторона, не имеющая ничего общего с сектами и расколами, не затронувшая ни единой буквы, но параллельная официальной, с которой она, не конфликтуя, не желает иметь ничего общего. И как параллельные прямые пересекаются лишь в искривленном пространстве и бесконечности, так и она преломляется в необычных и странных людях, чья душа по рождению христианка.

Костяк её составляют иноки — иные. Это те, кто пошел в монастырь не волею обстоятельств (убегая от кого-то или самого себя), а по внутренней склонности. Таких среди монашествующих мало, настолько, что миряне не поверят мне на слово. Они единственные не мучаются, не лицемерят, не гнуться и ломаются от показного смирения.
Остальных привела нужда и неприкаянность. Я, поездивший по монастырям и скитам, годами общавшийся с послушниками и рясофорными, невольно ставший для некоторых причастником их горечи, знаю, сколь похожи эти истории. Знаю, сколь удивителен и необычен Дионисий — единственный, горячо любимый сын хорошо обеспеченных родителей и блестящий студент математического факультета. Он никому не нагадил и ничего не боялся.
У него было все и не хотелось иного, все кроме Бога.

Как то раз, совершенно случайно, на третьем курсе, он позволив себя уговорить девушке, пошел волонтером расчистить территорию заброшенной обители перед реставрацией. Бог коснулся его в момент одинокого труда — он таскал проржавевшие металлические кровати. Ни видений, ни экзальтации. Просто отпустила давно ноющая спина и вдруг стало безоблачно на душе, настолько спокойно и ясно, что и сравнить-то не с чем. Парень понял и принял — уйду в монастырь.

Нет смысла говорить, что семья сделала все, чтобы удержать. Друзья и знакомые восприняли как блажь, хлебнет, мол, неустроенности и вернется. Не понял даже благочинный обители, куда он приехал. Год трудником, два года послушником. Никто ни разу не услышал от него жалоб, просьб о помощи и дурного слова. Даже мелкие и завистливые души признали духовное превосходство брата. Началось восхождение по лествице. Параллельно росли его административные обязанности и заботы. Постриг, довольно скоро сан, духовная академия — Богословие.

К сожалению, не могу раскрыть мирское и духовные имена этого человека, обитель, где он подвязался. Сейчас мир знает его заслуги. И даже их не могу назвать, ибо они значительны и по делам легко найти, о ком идет речь.

Мне посчастливилось достаточно близко знать двух людей высокого духа и монашеского подвига. Оба известны в православном мире и знакомство с одним из них имеет корни в миру, а с другим — состоялось в Дивногорье, где он находился по случаю. Случай или промысел столкнули с ним и в тот раз.

Устроился

Молитва. Трапеза. На праздник поставили творог. Все как обычно. Заинтересованные взгляды трудников за моим столом. Должен отметить, что кормили их в те годы мягко говоря посредственно. Взамен чая или компота — мочегонная трава. В монастырях, к вашему сведению, не едят мяса и, соответственно, должна быть полноценная замена. Само собой, её не было. Я не знаю, чем вызвано такое отношение, возможно, состоянием финансов. Однако трудники отрабатывали свое проживание от и до. В Задонске и некоторых других местах все обстояло по другому. Я помню количество и качество пищи в нижней, общей трапезной Задонска, перед Дивногорским монастырем это ресторан.
Молитва. Люди выходят выполнять необременительные в праздник послушания. Дионисий позаботится, чтоб мне дали место в одинокой келии, он понял – я ненадолго. Подошел к отцу Парфению — благословился.

Настоятелю не нравились такие как я (ко мне вообще особое отношение, как к дюже умному и вредному водомуту) и только заступничество уважаемых иноков поддерживали в мои заезды льготные условия постоя. За рюкзак можно не беспокоиться, но, повинуясь житейской привычке, взял его с собой. Поднимусь к меловым перстам, полюбуюсь окоемом.

Хорошо вверху. Наверное, у распластавшегося на поднимающихся воздушных потоках орла взгляд также лениво скользит по земле. Сотни лет назад, разрезая гладь Дона, плыли струги людей, спасающихся от мира, скользили мимо дикого, бугрящегося меловыми холмами берега. Природа места, а может, знак был, не знаю, что определило выбор, но уткнулись носы суденышек в песок. Обжились монахи, все глубже вгрызаясь в молочное нутро возвышенностей, по аналогии с Афоном названных горами. Росли пещеры, способные дать укрытие беглому, заплутавшему в большом мире человеку. Позже появилась часовенка, за ней вырос храм, оброс хозяйственными пристройками. После революции богоборческая власть не обошла и этот уголок стороной. На месте обители сомкнулся корпусами санаторий. Строился с размахом, да зачах, как и все, на чем не лежит Божьего произволения.

Разговор

Задумавшись, я не заметил Дионисия, пристроившегося рядом. Его глаза – серые льдинки, понимающе заглядывали в душу.

– Думал, о Боге вздыхая, ты приехал, да нет, праздное любопытство тешишь. Не дает покоя ночная встреча?
– Да, отче. Я молчал, понимаю ведь, налетит воронья падкого до сенсаций, если поверят.
– Тебе поверят, по крайней мере, друзья, а там дальше — больше. Кругами по воде. Ваши аномальщики и так заладили – место силы, монастырь на капище стоит. Кружит лукавый дух, каждого по-своему тянет, тропа знаний – самая опасная для души, сошел бы…
– Не могу, отче, ты ведаешь, власти, славы и могущества мне не надо..., один Бог знает, у кого больше веры и зова служения.
– Потому и терпят тебя в обителях, но ведь гордыню тешишь. Не дает она тебе покоя, Утренняя Звезда тоже может быть с этого начинал, да в итоге падение и какое...
– Он себя вровень поставил.
– Так у него и возможности масштабней были, первый среди архангелов!

Помолчали. Нежаркое солнце поднялось в зенит, мы отбрасывали короткие тени. Вдали играла бликами речная вода, голубая лодка пересекала ее ширь, ведомая сильной рукой.

– Дмитрий плывет, мать у него заболела, просфоры и масло ей взял. Вечером поплаваем? Хорошо ведь после городской суеты.
– Спасибо, отче, век бы тут жил или к тебе в скит подался, но не мой это путь… может, пока не мой.
– Невольник не богомольник. Знал бы отец Парфений, кого я приваживаю... Соблазн от тебя – Дионисий непритворно глубоко вздохнул.
– Смотрю — на пещере решетки, калитка добротная, в прошлый раз хлипко цепью закрывалась.
– Да, на этот раз ночью не пролезешь, и не проси. Брат Иона уже всполошился, поговорить с тобой хочет, на сон грядущий.
– Ретроград он, зарубит исследование на корню.
– Правильно сделает, тоже мне ревнитель науки нашелся. Ладно, не переживай, придумаешь что-нибудь.

Дионисий, усмехнувшись, поднялся и пошел к спуску. Через минутку замелькала внизу его скуфейка. Я отвернулся, пересел, чтоб не приметили, и закурил, обдумывая детали предстоящего дела. Получится? День совпадал, специально подгадывал, когда приехать, и интуиция подсказывала – появится что-то. В рюкзаке фотоаппарат со специальными светофильтрами. О нем я Дионисию не сказал. Конспиратор поневоле.

Вспомнилось наше знакомство. И с места в карьер — спор, смысла которого не поняли ребята рядом, да и читатели, далекие от православия, скорее всего, не поймут.

– Ладно, оставлю апостольский канон, да ведь и Духа в церкви нет и быть не может. С Пятидесятницы он как передается? Рукоположением! А Петр после смерти Адриана, начав захват церковного имущества и закручивание гаек, назначил и.о. патриарха митрополита Рязанского и Муромского Стефана Яворского, а позже вообще упразднил патриархат. Бедняга Стефан потом стал президентом синода – органа, опорочившего саму суть церкви. Про двадцатый век вовсе молчу... К чему я это все?
– Ты хочешь доказать, что патриарх должен быть рукоположен имеющим такое же рукоположение, либо вследствие прямого указания на него Духа другим выбирающим епископам, иначе чуда. Непрерывность Церкви выражается в непрерывности цепи пресвитерских рукоположений. А раз назначает царь, передачи Духа, которая тянется от первых апостолов, нет. Значит, православие на Руси осталось как буква, лишенная Духа, что в корне неверно!
– Что неверно, согласен. Но лишь в лице отдельных представителей, с чьим рукоположением как раз все нормально. Особенно в монастырях, учитывая что некоторых игуменов и благочинных рукополагали в свое время на Афоне! Смотри сам, мы ведем исток от Византии. Константинопольская Поместная Церковь основана апостолом Андреем, который рукоположил в епископы апостола Стахия. Все хорошо, Киев, а позже Московия, были под её крылом, а потом Москва получила самостоятельность легитимно, с сохранением преемственности. Дальше..., сам знаешь, что дальше.
– Никак не пойму, что ты конкретно ставишь под сомнение? Возможность крестить и отпускать грехи или...?
– Легитимность института церкви. Причем не с обывательской позиции, мол. разврат, торговля спиртным и прочее. Легитимность организации, утратившей апостольскую преемственность и заменившей апостольский канон более поздними кодексами.
– Каждый третий инок относится к институту церкви и патриарху, как к допущению Бога ради сохранения православия и его строя. Благодать не уходит, не смотря на особняки и счета некоторых иерархов или их гебистское прошлое. Все держится не потому, а вопреки! Подумай над этим.

Я перерос этот спор уже тогда, в описываемый мной день, сейчас же он вспоминается с усмешкой. Годы столкновения со скрытым православием расставили все по местам. Пустое и легкое всплывает всегда – это закон природы. Заполненное и тяжелое оседает на дно. А соль, та самая соль земли, растворяется!

Ночь

День пролетел незаметно, подгоняемый азартом нетерпения. Поплавав в лодке, отстояв службу, поужинав, выслушав проповедь неугомонного брата Ионы я, сбежав с всенощной, прихватив фотик, спрятался в кустах. За моей спиной старое монастырское кладбище, передо мной крутой подъем с блестящими в свете луны, серебристыми дорожками. Отче ко мне не присоединился, не тот случай. Комары особо злы осенью.
Ветровка с надвинутым капюшоном слабо помогала, шевелиться же нельзя, хотя кого понесет сюда в такой час?

Я промерз, от неподвижности ломило тело, а фосфорицирующая стрелка часов издевалась надо мной, лениво продлевая препятствия минут. Как ни старался уловить перехода, не смог. Словно не секунду назад, давно началось тихое, едва уловимое пение. Я напрягся, весь обратившись в слух. Так и есть. Трясущимися руками достал свою технику, нацелился объективом на обрыв дорожки. Сейчас… сейчас…ага! Глаз различил неясное струение воздуха, мельтешение более густых, чем сумерки, тонов.
Показались! Один, другой, третий силуэт наверху. Звезды просвечивали сквозь серые подрясники. Меня скрутил озноб и пленительная, сладкая от восторга и ужаса эйфория. Щелк, щелк. Прибавляются отснятые кадры. Сердце бешено колотится. Руки, влажные от пота. Серая вереница прошла в сторону пещеры и исчезла за стальной калиткой.

Долго приходил в себя. Потом пробрался в келью, но не смог уснуть. Боязнь за пленку колотила крупной дрожью. Лишь под утро вздремнул. А как встал, засобирался. Путь отсюда – до Лисок, потом в Воронеж, там к знакомому фотохудожнику. С Дионисием, читающим утреннее правило, поговорю потом, он поймет и простит мое бегство.
Станция в изморози застывшей росы. Пар облачками поднимается, растворяясь в безветренном воздухе. Шум. Огни приближающейся электрички. Что-то заставило обернуться. Дионисий в распахнутой телогрейке бежит ко мне с полиэтиленовым пакетом.

– Возьми, гостинцы матушке, – захлебывающийся голос выдает волнение и боль. – Как проявишь, привези фото мне и береги их. Вера не чудесами держится, запомни – не чудом!

У нас есть залежи уникальных материалов. Мы ждём Вас в Пещере Платона! Какие блюда в меню: Что происходит — аналитика, прогностика (предсказания раз от раза сбываются), конспирология. Фундаментальные знания — что такое мир и что такое мы. Пища для ума — от природных феноменов до разбора псалмов. Нелинейные практики и квесты (широкий диапазон приёмов). Многое иное от теорики сновидений до практик выживания.

Пещера Платона

Tags

Search